Дом 2 писателей

ПРОЛОГ

Серый промозглый осенний день не обещал ничего интересного. Леденящий ветер-пёс гонял по небу огромные клочья грязной ваты и безжалостно рвал их в клочья. Тучи ругались и грохотали в тщетной попытке напугать пса, и проливали на засыпающую землю бессильные злые слёзы. Прогуливаясь по бетонным дорожкам в поисках чего-нибудь занимательного, пока мама копошилась в дачном домике, готовя его к зимовке, я увидела ЕГО.
Он сидел в куче веток, отпиленных дядей Ваней от засохших яблонь, вжимаясь в ампутированные конечности деревьев, и тихонько поскуливал. Его заострённая мордочка с торчащими и какими то несоразмерно большими ушами, смахивала на волчью. Весь левый бок щенка был одной сплошной раной, покрытой подживающими струпьями. Я поняла, что это след от огня, хотя никогда раньше не видела ожогов. В глазах щенка сквозила тоска, и мне показалось, что я смотрю в глаза потерявшегося мальчика. Этот непонятный серый кутёнок, пробудил во мне странные чувства.
Моё детское сознание уловило его невыносимые страдания: жуткую ноющую боль, животный страх и пожирающий изнутри голод. Мне нестерпимо захотелось унять их. Правая ладошка как-то странно запульсировала, нагрелась и сама потянулась в его сторону. Увидев руку, в опасной близости от дышащего болью бока, щенок оскалился и неуклюже рванул в глубь веток. Продираясь сквозь кривые деревянные пальца, он оставлял на них клочки шерсти и кровавые кусочки обожженной кожи, пока не выбрался с другой стороны кучи. Протиснувшись сквозь щель в заборе, он скрылся в густой пожухшей траве, росшей за оградой. Я ещё долго смотрела ему в след, не обращая внимания ни на холодный дождь, ни на призывные крики мамы.
Так в пятилетнем возрасте, произошла моя первая встреча с другим миром, разбудив способность ощущать чужие чувства и эмоции. Повзрослев, я узнала, что у всего этого есть довольно необычное название - ЭМПАТИЯ.

Глава 1

Бредя медленно по улице, я думала о том, что день с утра не задался: ведь мало того, что снова приснился кошмар, так ещё и утюгом прожгла свою единственную белую блузку, которую хотелось надеть с чёрной юбочкой сегодня на собеседование. В итоге, пришлось натянуть серый костюм. Всё бы ничего, и приятное короткое платьице-футляр, и пиджак на пару сантиметров длиннее, только вот рукава пиджака на локтях подвытерлись, что существенно портило весь вид и моё настроение.
- Эх, верно говорят: «Если утро – швах, то и день пойдёт не лучше», - перевралась чья-то фраза.
Торопиться было некуда. Собеседование я не прошла, мне отказали.
- Не могли же они принять в «солидную» контору с обшарпанными стенами девушку, которая, по их мнению, выглядит не презентабельно, которая не говорит бегло по-английски и вообще не имеет такого, важного в наше время, высшего образования?! – ядовитые мысли разъедали настроение.
– Не очень то и хотелось! И вообще даже хорошо, что меня не приняли, уж больно противный там директор, да и зарплата маловата для их запросов. Я найду что-нибудь получше. Что не делается – всё к лучшем!

Весеннее солнце прыгало по макушкам деревьев, по крышам домов, бликуя в стёклах проезжающих машин и пуская зайчиков в глаза прохожим. Мне становилось жарковато. Новые капроновые колготки, купленные по случаю, были мне маловаты и слегка сползали, отвлекая меня от раздумий.
- А с другой стороны - третий месяц на работу устроиться не могу. Кризис – так его!
Желание подтянуть колготки с каждым шагом нарастало.
- Что ж, могло быть и хуже, - вздохнула я и улыбнулась в голубое небо.
Хуже не заставило себя долго ждать.

Чёрные туфли на каблуке, купленные в хорошие времена для торжественных случаев, натёрли пятки. Я начала прихрамывать. В то же время головная боль решила, что пора напомнить о себе, и выползла из затылка. Она медленно-медленно потянулась, плавно перетекла в глаза, где и осела. Улыбнувшись солнцу, боль превратила мои глаза в щёлочки. Свет дня вдруг стал слишком ярким и, просочившись сквозь ресницы, надавил на мозг, заставив скривиться от накатившей тошноты. Нужно было срочно найти тенёк и немного отдохнуть.
Судорожно сглотнув, я поковыляла вверх по улице, к драмтеатру. Каждый шаг давался с трудом. Боль тащила меня в природу Театрального сада, подальше от шума и запахов города. Мне повезло, одна скамейка была пуста. Она манила в сень подёрнутого зеленью дерева.
- Какая прелесть, - я залюбовалась фактурой дерева, видной под облупившейся краской, трещинками от дождя и солнца, щепками от сломанной перекладины и торчащим гвоздиком – такая привлекательность в своей неидеальности.
- Это то, что нужно, - плюхнувшись на скамейку, я погладила шершавое сиденье. Скинув с плеча чёрную тряпичную сумку, поспешно разулась.
- Как же хорошо!
Вытянув ноги, пошевелила пальцами. Полная женщина в годах, проходя мимо, осуждающе покосилась в мою сторону. Мне было безразлично. Губы растянулись в блаженной улыбке. Боль, без поддержки яркого света слегка поутихла, расширив мой обзор. В саду отдыхала молодёжь из соседнего медицинского колледжа, что-то оживлённо обсуждая и наполняя воздух брызгами заразительного хохота. Клумба у памятника Достоевскому уже светилась молодой травкой и радовала глаз чистотой. Вдохнув полной грудью, я завертела головой в поисках того, ради кого сюда забралась.
- У меня ничего не бывает просто так.
Мне было очень интересно каким будет сегодня зов. Сосредоточившись на своих ощущениях и повернув голову вправо, к спешащим людям и автомобильным выхлопам, поняла, что не туда – больно. Кувалды в висках грозились пробиться наружу.
-Не туда!
Вдохнув, снова прислушалась к себе. Прямо - глазами на клумбу, на скамейку с гомонящими студентами, и дальше по дорожке. Больно, желудок сжался в комочек. Отдышалась. Новый вдох и новое погружение.
-Теперь налево, - послышался мелодичный звон. – Сегодня колокольчики.
Тошнота слегка отступила. Над верхней губой выступили бисеринки пота, машинально слизнув их, я поднялась, не отрывая глаз от дорожки, взяла сумку и шагнула. Уф! Боль резко откатила, а лёгкие сладко выдохнули застоявшийся воздух.

Шла я на удивление легко, ногам было прохладно и комфортно. Колокольчики звали вперёд. Улыбка снова расползлась по лицу. Мир вокруг играл красками. Выйдя из сада на малооживлённую улицу и пройдя метров двести мимо серых уставших зданий, колокольчики повернули меня на противоположную сторону дороги.
Из-за угла дома медленно выкатилась инвалидная коляска. В кресле сидел мальчик лет шести. Кепка, надвинутая на лоб, закрывала его глаза. Синяя курточка, не скрывавшая щуплости детского тела, была потрепанной и грязной. Ноги накрыты стареньким верблюжьим одеялом. От вида скрюченной болезнью руки, прижатой к груди, моё сердце защемило. Звон стих, выполнив своё дело.
Коляску толкала женщина, худая и не очень опрятная. От неё разило усталостью и переживаниями. С утра лечащий врач сына сообщил ей по телефону, что болезнь прогрессирует, а это значит, что приступы участятся и боль усилится. Требуется дорогостоящее комплексное лечение, но денег катастрофически не хватает даже на минимум лекарств. Помощи ждать неоткуда. Злость накатила волной, накрыв с головой и заставив в приступе агрессии разбить три тарелки, кружку и единственное зеркало. В тот момент она ненавидела свою мучительную жизнь, и болезнь любимого малыша всеми фибрами своей простой души. Через пару часов приступ гнева прошёл, сменившись отупляющей апатией и безразличием, окутавшим её разум мягким пуховым одеялом.
Она подняла на меня бесцветные глаза, когда я преградила им путь.
- Здравствуйте, не подскажете, как пройти на улицу Таубе? – спросила я улыбнувшись.
- Не знаю, я не могу вам помочь, - пустота звучала в ответе
- Жаль. Спасибо, - уйти я не могла, горький опыт подсказывал, что колокольчики вернутся и зазвонят меня до потери сознания. - Какой у вас красивый мальчик. А можно я с ним поздороваюсь?
Женщина равнодушно пожала плечами. Мне пришлось присесть перед коляской, чтобы увидеть его лицо. Из-под козырька кепки на меня смотрели небесно-голубые глаза Кристалла, чистого и смиренного. Он знал зачем пришёл в этот мир и эти знания придавали ему сил и терпения.
- Привет. Я пришла, чтобы помочь тебе.
Мальчик попытался улыбнуться, и из уголка рта на подбородок потекла струйка слюны.
Положив руку ему на колено, я почувствовала ЕЁ – болезнь, а ОНА почувствовав меня встрепенулась. Родившись от рук пьяной акушерки, чёрная тушка недуга расположилась между первым и вторым шейными позвонками, и давно проросла в спинной мозг, подчинив себе всё тело ребёнка. Тяжёлые вибрации злых мыслей матери причиняла болезни дискомфорт, и та в ответ мстила, напрягая все мышцы её беспомощного сынульки, вызывая судороги и боль.
Поднявшись, я провела рукой по голове и шее мальчика. Прошла всего секунда, но за это время часть осклизлой тушки оторвалась, обвив мои пальцы множеством своих тонких щупалец. Боль отступила, и скрюченная ручонка расслабилась, опустившись от груди на колени.
- Как же грустно, - мысли наполнили меня печалью. - Полностью излечить его я не могу. Мне позволено лишь облегчать боль и страдания. Помогать, но не избавлять - таковы правила.
Я взглянула на женщину. Её душа кровоточила отчаянием и безнадёжностью, а чёрная тоска пахла приближающимся суицидом
- У вас всё наладится. Потерпите ещё чуть-чуть, - мне очень хотелось ей хоть чем-нибудь помочь. Зная, что позже пожалею от этом, я всё же прикоснулась к её плечу и часть эмоций перетекла по руке в меня. Лицо женщины разгладилось и помолодело, она как будто очнулась от глубокого сна и в глазах заблестела надежда. Впервые за последние две недели она улыбнулась, искренне и непринуждённо.
- Нам пора, – её голос переливался. – Всего вам хорошего!

-Теперь вам обоим будет намного легче, - шёпот полетел вслед удаляющейся коляске.
Гнетущие чувства ушедшей женщины навалились на плечи свинцовой тяжестью, и мне захотелось улечься прямо здесь, на асфальт. Но я переборола себя и погладила вибрирующий комочек на своей ладони, который выгнув спинку, заурчал, как моторчик. - Скоро мы тебя освободим.
Здание напротив манило приоткрытой дверью и отсутствием табличек.
- Туалет там точно должен быть. А где туалет - там и вода.